RECENTE

Еврейский Кишинев, который мы потеряли

În română.

С конца 2000-х ведущие издания туристических путеводителей, в том числе Lonely Planet, стали включать особую главу в путеводители по странам Восточной Европы[1]. Эта глава – о еврейском прошлом описываемых стран и городов. Вильнюс, Каунас, Рига, Одесса, Киев, Львов, Краков, Варшава, Прага, Будапешт, Бухарест – лишь некоторые из тех, что удостоились страниц о (зачастую бывших) еврейских кладбищах, кварталах, синагогах, общинах, организациях и т.д. Местам сложного прошлого – еврейских погромов и геноцида – посвящены отдельные страницы тех же путеводителей. Такой туристический масскульт вписывает данные города в транснациональное пространство еврейского наследия и туристического интереса. Для «потребителей» такого наследия (тех, чьи предки были из региона, а также туристов) Восточная Европа представляет особый интерес. Это и место поиска семейной (приватной) истории, и место коллективной памяти.

Путеводитель от 2004 г. по Румынии и Молдове[2], называет Кишинев funky («фанковый», «обалденный») и the coziest of all Soviet-style cities rebuilt after WWII («самый уютный из всех советских городов, восстановленных после Второй мировой войны»). Прежде чем рассказать о нынешних достопримечательностях города, путеводитель указывает на то самое сложное прошлое столицы. Потеря доли еврейского населения Кишинева – с 35% населения города в 1913 до 3% в 2000-х – одна из ключевых сложных тем. Путеводитель говорит о еврейском погроме 1903 г., памятниках жертвам погрома и жертвам гетто, руинах иешивы, кладбище и действующей синагоге[3]. В то же время в одном из немногих специализированных путеводителей по еврейским местам Восточной Европы, уже ставшим классикой жанра (первое издание вышло в 1992 году), Jewish Heritage Travel, a National Geographic Guide to Eastern Europe, ни Молдове, ни Кишиневу не посвящено ни главы.

Несмотря на наличие множества дестинаций, связанных с еврейским прошлым города, в частности, сохранившуюся часть еврейского кладбища 19-го века и ряда важных архитектурных зданий и руин, Кишинев остается в стороне от индустрии массового туризма, «завязанного» на еврейском наследии. Частные туры, прогулки по местам еврейского прошлого и этнографические экспедиции, безусловно, имеют место. Однако для привлечения массового международного внимания крайне важны целостность (integrity) посещаемых объектов, их концентрация, сопровождающая инфраструктура и информационное (в том числе рекламное) оснащение. Этим выгодно отличаются Прага и Краков, но именно этого катастрофически не хватает в Кишиневе. Несмотря на то, что большинство объектов еврейского культурного наследия, находящихся в центре города, удобно охватить пешей экскурсией, в городе отсутствует та самая вспомогательная инфраструктура, которая обязана сопутствовать туризму. Указатели, информационные панно, зонирование территории, регулярные экскурсии для всех желающих – лишь немногие из таких обязательных мер.

Чтобы увидеть еврейский Кишинев, сегодня интересующемуся следует заранее знать, что еврейский культурный центр «Кедем» находится в буквальном смысле слова за стеной бывшей Дровяной синагоги (стена и часть подвала – единственное, что от нее осталось, см. фото 1)[4]. Что заброшенное здание напротив заброшенного стадиона – бывшая Сенная синагога (см. фото 2). Наконец, что оплот русской культуры в городе – русский драматический театр им. А. Чехова – бывшая Хоральная синагога (см. фото 3). Удручающая история попытки восстановления и нынешнее состояние здания бывшей синагоги Рава Цирельсона и иешивы «Маген Давид» также, к сожалению, показательны (см. фото 4). Фото еврейского кладбища в Кишиневе и т.н. Погребальной синагоги уже стали классической иллюстрацией к статьям и блогам о пренебрежении к памяти (см. фото 5).  Сегодня еврейский Кишинев – это – если еще не ушедшая, то уходящая натура, хотя он вовсе не обязательно должен таковым оставаться.

Фото 1 – Дровяная синагога в 19 веке (источник – locals.md) и в 2013 году (фото автора)

Фото 2 – Сенная синагога в 19 веке (источник – locals.md) и в 2013 году (фото автора)

Фото 3 – Хоральная синагога в начале20-го века (источник – Wikimedia Commons) и в 2013 году (фото автора)

Фото 4 – здание бывшей синагоги Рава Цирельсона и иешивы «Маген Давид» а августе 2013 года (фото Андрея Герчу)

Фото 5 – здание т.н. погребальной синагоги на еврейском кладбище (фото автора, 2013 год)

Город на стыке культур в самом сердце пограничья, Кишинев, бесспорно, значим далеко не только еврейским наследием. Однако здесь речь пойдет именно о нем. Я рассмотрю еврейское культурное наследие Кишинева как предмет знания, памяти и действия. В каждой из этих функций заложен мощный потенциал для работы с этим наследием как культурным ресурсом и неотъемлемой частью истории. В данном эссе я отнюдь не претендую на абсолютно исчерпывающее представление происходящего в городе, но ставлю перед собой задачу выявить основные тенденции и обозначить инструменты, задействовав которые, еврейское прошлое Кишинева перестанет оставаться уделом знания избранных.

Знание о еврейской религиозной архитектуре города и жилом фонде во многом лимитировано «каноном о 77-ми синагогах» (см. ниже) и затруднено фактом массового разрушения зданий и отсутствием адекватного количества архивных источников о том, что было утрачено. Знание о практиках повседневной, семейной и религиозной еврейской жизни Кишинева практически отсутствует в локальном и национальном публичном дискурсе. Равно как и знание о масштабе утраты традиционной еврейской жизни после войны.

Память о еврейской жизни Кишинева, доступная публично, собрана не в Национальном Музее Истории, а в частном Музее Еврейского Наследия Молдовы. Последний расположен в здании центра «Кедем», что органично и объяснимо. Тем не менее, исключительно скудное освещение темы главным музеем страны удручает. Другими площадками, в рамках которых, так или иначе, проговаривается тема Холокоста в Бессарабии, остаются международное научное сообщество, а в Кишиневе – независимый театр и интернет-форумы. Память о насильственной смерти евреев в Кишиневе транслируют три мемориала, установленные в 1993 («Жертвам кишиневского гетто», см. фото 6), 2003 («Жертвам кишиневского погрома 1903 г.», см. фото 7) и 1981/2015 годах («Жертвам фашизма», см. фото 8).

Фото 6 – Памятник «Жертвам кишиневского гетто» (фото автора, 2013 год)

Фото 7 – Памятник «Жертвам кишиневского погрома 1903 года» (фото автора, 2013 год)

Фото 8 – Памятник «Жертвам фашизма» в 1981 и 2016 году (фото Владимира Винтера)

Действие «освоения» еврейского наследия Кишинева как важного культурного ресурса города может включать множество механизмов, но непременно потребует вдумчивой и ответственной культурной политики. До сих пор признание этнокультурного разнообразия населения Молдовы и Кишинева постулируется посредством этнокультурных фестивалей и других ознакомительно-показательных практик. Такой подход имеет право на существование, но вопрос о том, сглаживает ли он этнические стереотипы или наоборот усиливает их, остается открытым.

Знание

Следы еврейской жизни в городе представлены, безусловно, бóльшим количеством мест, чем указано в упомянутом путеводителе Lonely Planet. Здания и пространства свидетельствуют о (зачастую бывшей) еврейской общинной и приватной жизни, ее религиозных, образовательных и благотворительных практиках. Особенностью знания о еврейском Кишиневе является «канон 77-ми синагог». Установить его происхождение сложно. Он говорит, что до Второй мировой войны именно это количество синагог (считаются как непосредственно синагоги, так и молельные дома) действовало в городе. Ныне большинство из этих зданий утрачено в результате национализации, разрушений, причиненных войной, геноцида, поствоенной реконструкции города и землетрясений. Этот «канон» присутствует как в академической историографии[5], так и в популярных эссе и в энциклопедических статьях[6]. Однако он редко подкрепляется ссылками на архивные документы. Пространством, где тема еврейского наследия Кишинева обсуждается активно, неожиданно оказался интернет[7]. На одном из интернет-форумов шла речь о том, что всего списков кишиневских еврейских молитвенных домов было два, и местонахождение второго из них неизвестно. На самом деле, в Национальном Архиве Республики Молдова достаточно как списков действующих синагог 19-го века, так и списков молельных домов, национализированных советской властью. И ни в одном не встречается количество 77.

Согласно переписи населения 1897 года, в то время евреи составляли 45,9% населения Кишинева. Право их проживания на этой территории регулировалось указом Екатерины II от 1791 года, определявшим т.н. черту оседлости – территорию, где евреям было разрешено селиться. Эта мера запрета на расселение была отменена в 1917 г. вслед за падением Российской империи. До начала Первой мировой войны в городе уже были построены здания, определившие архитектурное лицо еврейского Кишинева. Главное из этих зданий – Хоральная синагога. Построенная в 1913 году, она выделялась ориентальной изысканностью благодаря масштабному, но изящному куполу и особой расцветке стен. Такая хоральная синагога была публичным заявлением еврейской общины о присутствии в городе. Подобные здания строились во многих городах Российской империи – в том числе в Одессе, Минске, Санкт-Петербурге, Вильне, Москве и др. Выбор места для Кишиневской хоральной синагоги также знаменателен. Место было выделено в т.н. «новом (или верхнем) городе» – «европейской» зоне привилегированных горожан и официальных учреждений. Еще с 19-го века эту зону отличали «правильная» планировка улиц и наличие каменных построек. Рядом с хоральной синагогой была расположена Талмуд-Тора. Большинство же небольших синагог и молитвенных домов в Кишиневе располагались в «нижнем» городе и относилось к различным профессиональным гильдиям. История кишиневских синагог – это история профессионального и социального состояния города в 19-м веке, история урбанизации города и региона.

В 1926 году в Кишиневе, что к тому времени был городом в составе провинции румынского королевства, проживало около 41 400 евреев. Увеличение количества еврейского населения города и активность ряда еврейских организаций имели место вопреки, а не благодаря государству – из-за ряда репрессивных мер и законов, не поощряющих деятельность представителей этнических меньшинств и ущемляющих их права[8]. Перелом в демографическом составе населения города, как и его архитектурном облике, случился после Второй мировой войны, а также событий, сопровождавших ее – национализации, Холокоста и последующего советского проекта преобразования общества и пространства. Абсолютное большинство кишиневских синагог было национализировано в 1940-м году. Процесс превращения этих зданий в то, чем они стали в процессе советского использования, требует дополнительного исследования и поиска архивных материалов.

Став после 1944 года де факто советским (де юре город был объявлен частью МССР в 1940-м году, тогда же были предприняты первые меры по советизации региона), Кишинев изменился навсегда. Война дала советским архитекторам волю – наряду с призывами «Мы восстановим!» заново создавался облик многих городов, а городское пространство, часто в руинах, видели как tabula rasa. Это особенно заметно на примере Севастополя, Минска, Сталинграда и многих других советских городов, где колонны сталинского ампира взмыли на месте прежних руин. Кишинев также в их числе, однако, из-за провинциального масштаба город редко упоминался в центральных изданиях как флагман советской градостроительной политики. В результате соединения центра города с Рышкановкой не осталось и следа от старого базара в нижней части города. Узор старых улиц также существенно пострадал.

Как и во многих других городах, история материального/недвижимого еврейского наследия – это и история трансформации – не только физического пространства, но самой ткани прежней жизни. К банальным историям – превращением бывших синагог в склады и спортивные пространства (такое происходило по всему СССР) – добавлялись специфические, хотя и понятные управленческие решения советского руководства. Например, в Кишиневе бывшую Хоральную синагогу превратили в русский драматический театр. Прагматика такого решения довольно прозрачна. В здании был молельный зал, который было удобно приспособить для нужд театра. Финальная реконструкция здания, предпринятая в 1966 году (первая – вскорости после окончания войны), добавила множество мелких помещений внутри здания, необходимых театру, после чего здание окончательно перестало напоминать синагогу.

Реконструкции были призваны изменить не только внутреннее устройство здания бывшей синагоги, но и лишить его визуального напоминания об изначальном назначении в пользу современного архитектурного решения, подходящего театру. После 1966-го года о синагоге не напоминало ничего. Эта история демонстрирует широко распространенную проблему среди профессионалов, имеющих дело с интерпретацией культурного наследия. Какое из условий определяет приоритет в сегодняшней интерпретации здания – его первоначальная функция – синагога (которой здание пробыло более 30-ти лет) – или то, чем это здание служит бóльшую часть своей истории – театр (более 70-ти лет)? Похожая дилемма касается здания нынешнего русского театра имени М. Горького в Минске, по иронии, также расположенного в здании бывшей Хоральной синагоги. Информационная табличка, установленная на здании в Минке памятникоохранными инстанциями, гласит, что это русский театр 19-го века, несмотря на ориентальные архитектурные элементы, «выдающие» синагогу. В то же время синагогой то здание было гораздо меньшее количество лет, чем культурным учреждением, в том числе еврейским.

К концу 1960-х годов в Кишиневе были завершены базовые градостроительные процессы, запланированные в рамках пятилеток. Досуг и комфорт граждан все еще оставались приоритетными направлениями. В Кишиневе уже было Комсомольское озеро, каскад с фонтанами, множество театров и кинотеатров, учебные учреждения. В тех же годах город лишился чудом сохранившихся аутентичных памятников архитектуры – церковного музея и Старого Собора. Они были взорваны как ненужные и религиозные. Таким образом, к концу 1960-х гг. советская архитектурная и планировочная аутентика стала для города основной, что далее лишь усилилось застройкой новых жилых микрорайонов.

Память

Кишинев, как и многие другие города региона, к несчастью, «славен» далеко не только историей еврейской жизни, но и историей насильственной смерти евреев. Ниже речь пойдет о кишиневских еврейских погромах 1903 и 1905 годов и Холокосте в Бессарабии и губернаторстве Транснистрия как предмете коллективной памяти и коммеморации в Кишиневе, начиная с 1991 года.

Кишиневский еврейский погром 1903 года «прославил» город на окраине Российской империи далеко за ее пределами. По данным YIVO энциклопедии евреев Восточной Европе, в результате целенаправленных действий толпы и при попустительстве властей с 6 по 7 апреля 1903 года было убито 49 человек, искалечено 586 человек, разрушено 1,350 еврейских домов и 588 еврейских лавок[9]. Погром вызвал колоссальный международный резонанс и отклик далеко не только среди еврейской интеллектуальной элиты. Историография об этом погроме обширна (это касается как международного академического пространства, так и работ, опубликованных в Молдове). Событие подробно задокументировано, источники, материалы и фото-свидетельства доступны в Национальном архиве РМ и в ряде заграничных архивов (в частности, в Нью-Йорке и Вашингтоне), а международные экспозиции еврейских музеев упоминают Кишинев зачастую исключительно в связи с этим намеренным актом антисемитизма.

То же, к слову, можно видеть и в документальной трилогии Леонида Парфенова «Русские евреи». В первом фильме «До революции» (производства 2016 г.) немало внимания и экранного времени уделено Одессе как дестинации для российского еврейства, сменившего штетл на метрополис, в то время как Кишинев упомянут лишь в связи с печально известным погромом. Еврейский погром, случившийся 19-20 октября 1905 г., усилил «репутацию» Кишинева как места, где евреям не место. Безусловно, открытая комемморативная практика, посвященная памяти погибших в погромах, присутствует в Кишиневе, начиная с 1991 г. (см. ниже) Однако, основными акторами, организующими данные мероприятия, остаются еврейская община и различные еврейские организации. Как и в случае с памятью о Холокосте, память о кишиневских погромах все еще не стала в один ряд с основополагающими составляющими национальной истории с целью прорабатывания травм прошлого всем обществом, осознания и примирения.  

Следующей датой, омраченной еврейским погромом, энциклопедия YIVO называет 16 июля 1941 года. На этот раз погромщиком стала румынская армия, вернувшаяся в город после отступления советских войск, а пострадавшие евреи были те, что не успели эвакуироваться из города. Вслед за этим территория нескольких кварталов в старом (или «нижнем») городе была оцеплена и образовано гетто, в котором находилось около 11000 евреев. Гетто было ликвидировано в 1942 году, вместе с большинством его обитателей – к тому времени либо уничтоженных, либо перемещенных в лагеря в Транснистрии. По разным данным, всего потери бессарабского еврейского населения во время войны составили от 115 до 180 000 человек[10]. По иронии, после войны недалеко от бывших ворот гетто был выстроен родильный дом. Подобное решение советских архитекторов допускает символическое толкование о победе жизни над смертью, и, в частности, именно им оперировали акторы, ратовавшие за установку памятника жертвам кишиневского гетто в 1993 году. Кроме того, так как границы гетто известны, маркировать его территорию не представляет собой невыполнимую задачу. В июле 2017 года портал Newsmaker выпустил обширный материал о кишиневском гетто, основанный как на первоисточниках, так и на интервью с экспертами и материалах интернет-форумов, например, oldchisinau.md[11]. Тот же портал подготовил материал и о жертвах сталинских репрессий (оба лонгрида доступны как по-русски, так и на государственном языке)[12], что можно интерпретировать как попытку публично обсуждать обе категории жертв не параллельно, но вместе. В течение последних двух лет сайт locals.md также посвятил истории бессарабской еврейской жизни несколько статей ознакомительного характера.

В ситуации отсутствия в Молдове адекватной публичной дискуссии о сложном прошлом, уже в 2000-х годах такие немейнстримовые площадки, как независимый театр, частное музейное пространство и интернет, стали теми платформами, где говорили и показывали о Холокосте в Кишиневе. В репертуаре молодёжного драматического театра «С улицы Роз» под руководством Юрия Хармелина, что сих пор ютится в здании бывшего детского сада, значатся три спектакля о еврейской истории, жизни, семье, смерти и памяти. О Холокосте поставлен спектакль «Варшавский набат» по пьесе Вадима Коростылева – о трагедии Яноша Корчака; о жизни в Америке после Холокоста поставлена «А шейн мейдл» по пьесе Б. Лейбоу; лирическая комедия «Кантор» по пьесе А. Левина посвящена теме традиции и секуляризма, опять же, в американском еврейском контексте.

В репертуаре русского драматического театра им. А. Чехова (что расположен в бывшей хоральной синагоге, см. выше) есть спектакль «Поминальная молитва» по пьесе Григория Горина, что тот написал в 1989 г. для постановки в театре им. Ленинского комсомола в Москве. Пьеса написана по мотивам знаменитых произведений Шолом-Алейхема о Тевье-молочнике и ровно об этом же бродвейский мюзикл «Скрипач на крыше» 1964 года и одноименный голливудский фильм 1971 года. О Холокосте на сцене театра им. А. Чехова говорят в спектакле «Время любви и ненависти» по пьесе Иешуа Собола «Гетто», что была впервые поставлена в виде спектакля в вильнюсском гетто в 1942 году. Однако ни один из вышеперечисленных спектаклей не обсуждает Холокост на территории Бессарабии. Исключением стал спектакль Николеты Есинеску, Дорианы Талмазан и Ирины Вакарчук «Clear History», поставленный и показанный еще в то время, когда в распоряжении независимого Teatru-Spalatorie был полуподвал на ул. Эминеску.

Музей еврейского наследия Молдовы – единственная специализированная площадка в городе, где еврейский Кишинев, как и еврейская бессарабская жизнь в целом, являются основной темой экспозиции. Музей создан в 2005 году в полуподвале еврейского культурного центра «Кедем» на основе коллекции еврейских предметов, собираемой еще с 1990-х годов. Первоначальный вариант экспозиции, предваряя отсутствие у публики знания о трагических страницах истории еврейского Кишинева, маркировал именно эту тему как основную. Визуально это означало, что гамма черного цвета довлела как над посетителями, так и над куратором. Такое решение созвучно ранним попыткам еврейских акторов говорить о теме, так как на момент начала сбора вышеупомянутой коллекции еврейских предметов можно было даже не думать о включении темы погрома 1903 г. и Холокоста в Бессарабии в мейнстримовые каналы образования (см. фото 9). Спустя 9 лет с момента открытия, в 2014 году, музей сменил цветовую гамму экспозиции и основной ее фокус. Благодаря Ирине Шиховой музей теперь акцентирован на истории еврейской жизни в регионе и истории (не всегда мирного) сосуществования еврейского и христианского миров. Этим куратор кишиневского музея показала себя сведущей в глобальных тенденциях развития еврейских музеев, что взяли курс на техническое оснащение, интерактив и продвижение более целостной картины прошлого. Память о погромах и Холокосте как часть экспозиции неотъемлемо присутствует, однако желание куратора не вычленять эти события из контекста богатой истории еврейской жизни в регионе очевидно.

Фото 9 – Музей еврейского наследия в Молдове, изначальный (фото автора, 2013 год) и новый вариант экспозиции (источник – группа музея в сети facebook).

Память в камне

После Второй Мировой войны планировочное, архитектурное и мемориальное «обновление» Кишинева не предполагало ни коммеморации, ни даже упоминания о геноциде евреев. Богатый (а иногда и излишне насыщенный) советский мемориальный ландшафт славил революцию 1917 г., «сопротивление боярской Румынии», победу в войне и связанные с победой героизм и жертвенность. Апогеем монументального воплощения темы победы в Кишиневе стал Мемориал воинской славы, открытый 9 мая 1975 г. (нынешний комплекс Eternitate), в честь 30-ти летия прославляемого события.

Единственный памятник, открыто скорбящий по убитым, но не солдатам, и посвященный жертвам, а не победителям – памятник «Жертвам фашизма» авторства Аурела Давида и Федора Наумова, был установлен 24 августа 1981 г. на Оргеевском шоссе (тогда – проспект Дмитрия Кантемира). Несмотря на то, что для региона появление этого памятника можно считать важнейшей вехой в процессе смены эстетики публичной памяти о войне в пользу поминовения ее жертв, в 1981 г. его открытие осталось малозаметным. Газеты посвятили открытию этого памятника до 5-ти предложений (правда, на первой полосе), также немногословны были обзоры в книжной форме. Дискурс того времени смог превозмочь эстетику, заложенную создателями памятника, и вместо дискуссии об идентичности жертв, провозглашалось, что памятник «символизирует освобождение».

Все памятники погибшим евреям, что были установлены в Кишиневе, начиная с развала СССР, по сей день, появились благодаря усилиям различных еврейских организаций и еврейской общины. Все три памятника были установлены в разные десятилетия и в контексте разной политической обстановки в стране. История их возведения значима и показательна для периода постсоветской трансформации в городе и в регионе настолько же, насколько история бывшей хоральной синагоги показательна для истории тотальной советизации здесь же. Примечательно, что все три памятника акцентируют единственную идентичность тех, кого они поминают, как идентичность жертвы. Это контрастирует с более ранней глобальной практикой памяти о событиях Холокоста (1950-е), когда о погибших в результате геноцида говорили преимущественно как о борцах и мучениках. 

Первый, «Жертвам Кишиневского гетто» был воздвигнут в 1993 году в ответ на появившуюся возможность говорить о геноциде евреев открыто (фото 6). Наряду с религиозными практиками, общинной жизнью, попытками возрождения секулярной культуры на идиш, память о Холокосте и поминовение его жертв без боязни преследования со стороны государства стали одной из символических основ, вокруг которой еврейская община, а также местные и международные еврейские организации выстраивали свою новую, постсоветскую идентичность.

Спустя 10 лет, в 2003 году, в ознаменование столетия с момента кишиневского погрома 1903 года в сквере парка, выстроенного на месте еврейского кладбища, воздвигли памятник «Жертвам погрома» (фото 7). Как и прежде, государство не участвовало в изготовлении и установке памятника финансово. Однако по сравнению с 1990-ми годами, когда памятник воздвигался в обстановке невмешательства государства по причине отсутствия интереса и озабоченности, в 2003 году тема национальных меньшинств, их прав, истории и памяти, в том числе евреев, вписалась в политическую повестку дня как нельзя кстати. Бывшая в то время у власти партия коммунистов РМ, в попытке выстраивания локальной идентичности, отличной от (про-)румынской, уделяла особое внимание идее исторической преемственности полиэтничности населения Молдовы. Президент Воронин лично посетил открытие памятника, а отношения между правительством и еврейской общиной в это время заметно улучшились.

Еще через 12 лет, в мае 2015 года упомянутый выше памятник «Жертвам фашизма» получил второе рождение (фото 8). Усилиями еврейской общины и организованного ей сбора средств, памятник был реконструирован, последствия вандализма 1990-х годов устранены, а прилегающая территория приведена в порядок. Открытию реконструированного памятника предшествовала кампания по отстаиванию прилегающей территории от посягательств коммерческого агента. В центре этой кампании были память о Холокосте и уравнение посягательств на целостность памятника с презрением к памяти жертв, расстрелянных на его месте. На фоне смены власти в 2009-м году и старта официальной кампании коммеморации памяти жертв сталинских репрессий, еврейская община вновь стала основным актором, «отвечающим» за присутствие памяти о Холокосте в публичном пространстве Молдовы.

Ситуация вновь изменилась в 2016-м году с принятием «Декларации, подтверждающей результаты расследования международной комиссии по вопросам Холокоста под председательством Эли Визеля» и плана действий по коммеморации Холокоста на 2017-2019 гг. Одна из многолетних целей еврейской общины – появление в Кишиневе музея Холокоста – сегодня кажется наиболее реализуемой, чем когда-либо. Остается вопросом, станет ли такой музей, допустим его реализацию, площадкой для обсуждения истории Холокоста на территории Бессарабии и губернаторстве Транснистрия. Холокост как феномен присутствует в публичном пространстве страны – вехой в этом направлении стало назначение в 2015 году 27-го января Национальным Днем памяти жертв Холокоста. Однако шаги в пользу признания Холокоста преступлением против человечности и общая риторика скорби соседствуют в Молдове с отсутствием открытой дискуссии о том, что случилось непосредственно на этой территории, о палачах, ответственности и памяти.

Действие

Как видно из предыдущих разделов, в Кишиневе достаточно сохранившегося материального и нематериального еврейского наследия, с которым можно и нужно «работать» с точки зрения культурного менеджмента. Препятствием на этом пути, однако, выступает явное отсутствие не только интереса и нацеленности среди чиновников на уровне государственных структур, управляющих культурой, но и отсутствие смысловой рамки, на которой бы «сошлись» основные акторы, заинтересованные в таком менеджменте. Тема Кишинева как города с поликультурным наследием еще только развивается, есть ряд активистов, задействованных в ее продвижении, но она еще не стала стратегической для образа города.

Кроме того, если говорить непосредственно о еврейской составляющей, вопрос о том, как «работать» с этой темой, остается открытым. Интерпретировать ли время расцвета традиционной еврейской жизни в Кишиневе как «золотой век» в истории города? Какова эмоциональная приближенность к такой истории, какова палитра эмоций, которую такая работа с прошлым намерена вызвать – гордость, сочувствие, стыд? Кто рассказывает о еврейском Кишиневе? Как «работает» граница свой/чужой? Наконец, как справиться с историей погромов, геноцида и ответственности за них?

Идея о том, что еврейское наследие городов, где ранее процветала еврейская жизнь, а сегодня осталась лишь память, «принадлежит» нынешним их жителям и является частью их истории, не нова. Данной идеей руководствуются многие практики сбережения и интерпретации еврейского наследия как глобального феномена. Основной задачей, стоящей здесь, является работа с локальными сообществами – на предмет возврата памяти, информированности и внимания к сохранившейся среде, а также принятия общего прошлого, осознанно не делимого по национальному признаку.

Существует ряд доступных практик, которые можно с успехом применить к Кишиневу. В частности, упомянутая в начале эссе инфраструктура, а особенно – маркирование территории. Границы варшавского гетто были помечены в 2008 году, что достаточно поздно для города, где после гетто и войны осталось пепелище, на котором некоторые кварталы города были возведены буквально с нуля. Маркирование домов, принадлежащих собственникам, погибшим в геноциде – также доступная мера. Исследование архитекторов Бо Ларссона и Анатолия Гордеева[13]  показывает, что, несмотря на то, насколько сложно восстановить рисунок жилых построек довоенного Кишинева при отсутствии адекватных архивных материалов и карт, имена некоторых владельцев домов в довоенном старом городе все же можно выявить.

До тех пор, пока поликультурное наследие остается растраченным и неиспользуемым культурным ресурсом и капиталом, сам Кишинев останется городом, молчащем о своем прошлом.

Ссылки:

[1] Сами Lonely Planet включают в это понятие Албанию, Боснию-Герцеговину, Болгарию, Хорватию, Чехию, Эстонию, Венгрию, Косово, Латвию, Литву, Македонию, Молдову, Черногорию, Польшу, Румынию, Россию, Сербию, Словакию, Словению и Украину.

[2] Steve Kokker, Cathryn Kemp. Romania & Moldova. Lonely Planet, 2004

[3] См стр. 306, 310, 311 путеводителя

[4] Подробнее см http://locals.md/2017/istoricheskaya-spravka-sinagogi-kishinyova/

[5] См. Рита Клейман, Ирина Шихова. Культурное наследие евреев Молдовы. Кишинев, Elan INC., 2010,  стр. 7; Anastasia Moscaliuc, “Jewish Contribution to Architecture in Chişinǎu,” The Journal of Ethnology and Culturology 15 (2014), стр. 34-38.

[6] См. http://www.yivoencyclopedia.org/article.aspx/Kishinev; http://oldchisinau.com/forum/viewtopic.php?f=15&t=178&sid=32fcf5a33e68d52ab26f3a4e8433c2a3

[7] См.. обсуждение темы на форуме «Старый Кишинев» http://oldchisinau.com/forum/viewforum.php?f=15

[8] К примеру, евреи не могли занимать посты на государственной или военной службе. Жизнь евреев в межвоенном Кишиневе осложнялась антисемитизмом, поддерживаемым государством. Подробнее см. Diana Dumitru. The State, Antisemitism, and Collaboration in the Holocaust: The Borderlands of Romania and the Soviet Union. Cambridge University Press, 2016, стр. 53-92, 231-246..

[9] YIVO (идише висеншафтлехе организацие) – исследовательский институт идиша в Нью-Йорке, статья энциклопедии о Кишиневе доступна здесь http://www.yivoencyclopedia.org/article.aspx/Kishinev

[10] Vladimir Solonari. “Public Discourses on the Holocaust in Moldova: Justification, Instrumentalization, and Mourning,” Bringing the Dark Past to Light: The Reception of the Holocaust in Postcommunist Europe, ed. John-Paul Himka and Joanna Beata Michlic (University of Nebraska Press, 2013), стр. 380; Paul A. Shapiro, Ghetoul din Chișinău 1941-1942, București, Curtea Veche, 2016. 

[11] http://newsmaker.md/rus/novosti/unesennye-getto-kak-v-bessarabii-istreblyali-evreev-i-romov-vo-vremya-vtoroy-mirov-32725

[12] http://newsmaker.md/rus/novosti/ne-vernetsya-nikto-i-nikogda-zdes-sgniete-kak-deportirovali-zhiteley-sovetskoy-mol-33511

[13] Bo Larsson, Anatolie Gordeev, “In search of the lost Old Town of Chişinău. Memories and fragments for future development”. In Identitățile Chișinăului, ediţia a treia. Chișinău – 2016. Coordonatorul seriei: Sergiu Musteață, 56-69.

 

Despre autor

Anastasia Felcher

Anastasia Felcher is an independent scholar who lives and works in St.
Petersburg. She holds PhD degree in Management and Development of
Cultural Heritage from IMT School for Advanced Studies Lucca. She
studied History at Central European University in Budapest and
Anthropology at the University High Anthropological School in
Chisinau. As a researcher, she is primarily interested in dilemmas of
Jewish cultural heritage in post-Holocaust age, heritage of minorities
in plural societies, and literature and politics in East European
borderlands.

Lasa un comentariu